Вступление
Огромное
влияние на
изучение
России в США оказывает
эмигрантская
диаспора.
К.Мэннинг,
характеризуя
ее развитие,
свидетельствует,
что “в
течение 20-х
годов
большинство
соискателей
докторских
степеней
были русские,
приехавшие в
США после
революции в
поисках вакантных
мест в
системе
образования.”
В
большинстве
своем, это
эмигранты,
бежавшие за
рубеж после 1917
г. и
сыгравшие в
США заметную
роль в
организации
изучения
русской
истории, как
правило, - в
духе кадетской
историографии.
Причем в 20-е и
30-е годы их главенствующая
роль
выступала
более явственно.
Характер
влияния
эмиграции на
изучение
России и СССР
в США
проявлялся в том,
что
преимущественно
исследовались
история и
литература
дореволюционной
России, а
“достижения
советской
России”
оставались
незамеченными.
В
доктринальном
плане можно
говорить о
полной
подчиненности
работы
Гарвардской
школы догмам
русского либерализма.
М.М.Карпович
и
Г.В.Вернадский
стали
столпам
американского
россиеведения.
Имена
ученых-эмигрантов
на протяжении
долгого
времени
упоминались
в советской
историографии
по
преимуществу
бранными
эпитетами,
использование
их
материалов или
выводов
сопровождалось
в лучшем
случаи
застенчивой
отсылкой на статью
в
международном
журнале, а не
на саму монографию,
вышедшую в
Париже или в
Лондоне.
Богатейшее
творческое
наследие
целого поколения
талантливых
русских
византинистов,
антиковедов,
медиевистов,
историков
России осваивалась
национальными
зарубежными школами
- нескольким
же
поколениям
отечественных
историков
это наследие
было не только
почти не
известно, но
и
практически
не доступно.
В США
по-разному
оценивают
тот факт, что
эмигранты
составляют
значительную
часть профессионалов,
занимающихся
русской историей.
Одни, как,
например,
Мэннинг,
приветствуют
это
“пополнение”
и настаивают
на том, чтобы
оно, было
активно
использовано
американской
славистикой.
Другие,
считают, что “эмигрант
не может быть
хорошим
историком по истории
своей
страны”.
”Человек,
который эмигрировал
из страны по
политическим
убеждениям
или в силу
происхождения,
не является
достаточно
объективным,
чтобы читать
курс истории
своей
страны”.
Ханс.Ф.Римша
в 1927 году
полагал, что
эмиграция не
в состоянии объективно
проанализировать
процессы развития
в Советской
России. Все,
что эмигранты
пишут о
России, в
высшей
степени
субъективно
и поэтому
недостоверно.
Такие исследователи,
как Р.
Вильямс
готовы,
вообще, отрицать
специфику
этой
историографии
видя в ней часть
потока
русской
дореволюционой
эмиграции
уходящей
корнями в XIX
век.
Распространение
русофобских
настроений в
США также в
определенной
степени - результат
наличия там
европейской
общины, и прежде
всего
эмигрантов
из России и
их потомков,
выступавших
в качестве
“знатоков
России”,
русских,
русского
национального
характера,
невероятно преувеличивая
“ужасы” жизни
в той стране,
которую они
покинули.
Несмотря на
это обстоятельство,
в среде
русского
изгнания
были очень
широко
распространены
и
антизападные
настроения.
Кто читал
Каткова,
знает - во
всём том, что
произошло в 1917
году
виноваты
поляки. Кто
читал
Шарапова,
знает, что
евреи
виноваты. От
Солженицына
мы слышим,
что виноват
Запад.
Своими
корнями
эмигрантская
историография
в основном
восходит к школе В.О.Ключевского.
По данным
В.Т.Пашуто, за
рубежом,
волею судьбы,
оказалось
около 90
историков-исследователей
так или иначе
касавшихся
истории
России, специалистов
в области
истории
культуры, историографии,
вспомогательных
исторических
дисциплин, а
также - византиноведения,
востоковедения,
антиковедения,
славистики,
литуанистики,
скандинавистики.
Проблема
взаимосвязи
русской эмиграции
с зарубежным
россиеведением
интересна по
многим
причинам.
Во-первых,
многие из
числа
эмигрантов (Карпович,
Вернадский,
Пушкарев,
Флоринский,
Родичев)
стояли у
истоков
западной
профессиональной
науки о
России.
Многие из них
работали экспертами
на различных
правительственных
уровнях, а
также
возглавляли
кафедры русистики
в ведущих
университетах
Европы и Америки.
Только в США
к 1936 году
история
России
изучалась
более чем в 30
колледжах.
Выделялись
самые разные
направления:
от
профессорско-либерального,
(Бердяев,
Сорокин,
Зеньковский,
Федотов) до
теософского,
евразийского
(Трубецкой,
Карташов) и
монархического
(Катков).
Солидные
ученые, вроде
А.Кизеветтера,
П.Н.Милюкова,
П.Б.Струве и
им
родственных,
отвергали
(евразийство)
и держались
социологических
схем (старой
школы),
традиций
В.О.Ключевского.
Теософское направление
ярче всего
представлено
историософами,
которые
исходили из
философии
В.Соловьева и
О.Шпенглера.
Социологическое
направление
развивалось
в работах Е.Ф.Шмурло,
П.М.Бицилли,
А.В.Флоровсково,
А.Л.Погодина,
А.Н.Фатеева.
Об их
методологии
мы можем
судить на
основе
специальных
трудов по
теории
исторического
знания и по
конкретным
методикам.
Во-вторых,
русские
историки-эмигранты
приложили
руку к
воспитанию
нового
поколения,
если так
можно
выразиться,
профессиональных
советологов.
Их ученики, такие
как, Ричард
Пайпс и
Мартин Малиа,
и сегодня
продолжают
возглавлять
тоталитарной
школу в
зарубежном
россиеведении.
И, наконец, не
без помощи
этих людей в
средствах
массовой
информации
Запада
формируются
имидж и представления
мирового
сообщества о
России. Ранее
круг проблем
условно
разграниченных
темой
эмиграция
решался по
принципу: «Избавь
нас Боже от
наших друзей,
а с врагами
мы как-нибудь
сами
разберемся».
Сегодня
положение
дел меняется.
Слово «диссидент»
перестало
носить
бранный,
ругательный
характер.
Москва стала
регулярно
собирать «конгрессы
соотечественников»
и т.д. и т.п.
Однако, мы вынуждены
констатировать
тот факт, что
взаимоотношения
отечественной
критики с зарубежным
россиеведением
значительно
отстают в
развитии от
естественных
потребностей
европейских
народов
лучше знать друг
друга.
Во многом
вопросы
взаимосвязи
отечественной
критики и
зарубежного
россиеведения
опосредованы
нравственной
ответственностью
ученых и их
доброй волей
в деле
консолидации
мирового
сообщества. Нам
представлялся
крайне
актуальным
перевод
полемики из
области
идеологии в
разряд
науковедческих
дисциплин. Пожалуй,
единственная
страна,
которая не
использовала
себе на
пользу свою
диаспору во
всем мире -
это Россия. Мы
и сегодня
приветствуя
все
начинания проамериканских
русскоязычных
изданий, отворачиваемся
от
организаций
патриотических.
Пусть не
таких
экономически
мощных, как
издания,
содержащиеся
американским
конгрессом,
но - всегда
защищающих
интересы
России,
русской
культуры. У
всех на слуху
- “Радио
Свобода”,
журналы
“Континент”,
“Синтаксис”,
газеты
“Русская
мысль”, “Новое
русское слово”,
но мы до сих
пор не знаем
что такое “Новый
журнал”,
“Вестник РХД”,
“Вече”, “Наша
страна”. А
ведь именно в
них началась
борьба с
русофобией,
завезенной в
эмиграцию
третьей русскоязычной
волной
выходцев из
России. Старые
эмигранты
могли
проклинать
Советскую
власть,
Сталина,
Брежнева, но
они с
благоговением
произносили
слово -
“Россия”. Признание
единства
русской
исторической
традиции вне
делений ее на
эмигрантскую,
советскую,
дореволюционную
и т.д. - это императив
дальнейшего
развития
политических
наук
современной
России.