ЯКОБСОН
Роман
Осипович (JACOBSON R. 1896-1982) -
окончил
Московский
университет. В 1930 получил
степень доктора
философии в
Карловом
университете
в Праге. В 1933-39
преподавал в
университете
в Брно. После
фашистской
оккупации
ЧССР выехал в
Осло. С 1942 жил в
США сотрудник
Колумбийского
и
Гарвардского
университетов.
С 1957
профессор
технологического
института штата
Массачусетс.
Научная
деятельность
Романа
Якобсона была
связана с
глубоким
освоением пpинципов
русской
филологической
традиции. Он,
учась в
гимназии при
Лазаpевском
институте Восточных
языков (1906-1914 г.г.),
начинает
собирать
Московский
городской
фольклоp. В 1914 году
поступает на
славяно-pусское
отделение
истоpико-филологического
факультета
Московского
университета.
Весной 1916 года
создает
общество по
изучению
поэтического
языка в
Петрограде. Начиная
с 1920 года живет
в
Чехословакии:
1939 году в Дании,
затем в
Норвегии и
Швеции. Ко
времени
пребывания в
Норвегии и
Швеции работает
над нивхским
языком. Он
продолжает
заниматься
им на паpаходе “Remmaren”, на
котором с 20
мая до 4 июня 1941
года плыл из
Гетеборга в Hью-Йоpк. Там
включается в
работу
Вольной
школы высших
исследований.
Якобсон
Р.О.
Лингвистика
и поэтика // Cтpуктуpализм:
“за” и “против”. Якобсон
Роман
Осипович -
Влияние
народной словесности-SW,IV, P
Якобсон -
Шифтеpы,
глагольные
категории”Русский
глагол. Якобсон
- Лингвистика
и поэтика М-1975; Jаkobson
R, Wandh L The Sond shape of landiade Bloomingtjn 1979; Six lecons sur le son
et le sent Paris 1976; Selected Writinds, vol 2 the hadne Paris 1971;
Holderlin. Klee. Brecht. Baden-Baden 1976; К
характеристике
евразийского
языкового
союза. - Париж,1931.
ЯНОВ
Александр
Львович (Alexandr L.YANOV, р.1930) - в 1953 году
окончил
исторический
факультет Московского
государственного
университета. В СССР был
известен
больше как литературный
критик и
публицист. Судьба
русской идеи
прошлого
века была
его
специальностью.
В конце 1960-х гг. Он
подготовил к
защите
диссертацию,
которая так и
называлась: “Славянофилы
и Константин
Леонтьев:
вырождение
русского
национализма:
1856-1891 гг.”. “Я не
стану,
уверять,
будто мною
руководил только
научный
интерес (хотя
и с чисто
академической
точки зрения
тема была
взрывчатой:
Леонтьев был
табу в
советской
историографии
с 1930-х гг., а
изучение
славянофильства
- на мертвой
точке). Самый
замечательный
аспект моей
темы заключался
вовсе не в ее
академическом
потенциале. Он
был в самой
русской
действительности
конца 1960-х гг.,
когда
история
словно бы
оживала перед
нашими
глазами”. На
рубеже 60-70-х
годов
написал
работу “Происхождение
автократии “,
со слов
самого
автора, она
явилась
причиной его
академической
опалы. В 1974 году
вынужден был
эмигрировать
из СССР, поскольку
его острые
публикации
вызвали резкую
реакцию
официальных
кругов. Незадолго
до отъезда он
закончил
работу над
книгой. В
понимании
Янова
российская
автократия не
тождественна
абсолютизму.
Абсолютизм в
Европе
опирался на
экономическую
автономию
личности,
русская же
автократия,
счет которой
автор ведет
от Ивана
Грозного, не
оставляла, по
его мнению,
ни
экономической,
ни какой-либо
иной
самостоятельной
личности. За
границей
А.Янов
занимался
преподавательской
деятельностью.
Работал
в
Калифорнийском
университете,
Беркли, затем
в Мичигане. В
настоящее
время он
профессор
политических
наук в
Нью-Йоркском
университете,
преподает
русскую
историю и
советскую
политику.
”Формально
я профессор
политических
наук. Область
моего
специального
интереса - теория
политических
изменений в
России и СССР
начиная с 1480
года (с
образования
России как
национального
государства).Таким
образом, сфера
моего
интереса не
вписывается
в существующую
систему. Получается,
что я не
историк, но и
не политолог.
Такова моя
маленькая
личная
драмма, условия,
в которых я
вынужден был
делать
академическую
карьеру.” Ныне
Янов,
выступает
как один из
горячих сторонников
перестройки. В
случае ее
провала он
предвидит
наступление
контрреформы,
последствия
которой могут
оказаться
апокалиптическими
не только для
России, но и
для всего
мира. “В США я
сейчас
пытаюсь
организовать
двухпартийный
общественный
совет при
президенте,
который мог
бы
возглавить,
скажем, тот же
Страусс. Этот
совет может
выработать
стратегию, план
того, как,
какими
средствами
можно стабилизировать
российскую
демократию,
сделать её
жизнеспособной,
координировать
международные
усилия,
находясь в
постоянной
связи с
аналогичными
организациями
в России. Есть
ещё одна
идея:
основать
здесь
еженедельный
журнал - не
пропагандистский,
а серьёзный,
аналитический,
который
анализировал
бы
альтернативы,
предлагаемые
“патриотической”
оппозицией,
их
внутренние
конфликты,
лабораторию
их
возникающей
идеологии, их
шансы на то,
чтобы
превратиться
в решающую
политическую
силу в этой
стране. Для
организации
такого
журнала я уже
нашёл
некоторые
начальные
средства. Он
мог бы
превратиться
в некоторый
центр притяжения,
кристаллизации
антифашистских
сил России.
Наибольшую
известность
на Западе и в
России
получили
труды Янова: ”Русская
идея и 2000-й год”,
куда вошли
материалы из
подготовленной
им
трехтомной
рукописи “История
русской
политической
оппозиции”, ”Разрядка
после
Брежнева”,
”Русское
новое право”.
Все они прямо
или косвенно
посвящены
проблемам
политической
модернизации
России. По
его
концепции
коренные
политические
преобразования
России как
национального
государства
начинаются с
1480 года. Последовательно
анализируя
все этапы
этого
развития
Янов
приходит к
выводу о том,
что
Российская
политическая
традиция диаметрально
противоположна
западной, которая
при всей
медлительности
и хаотичности
не знает
такой
регулярности
колебаний
исторического
маятника (от
реформы к контрреформам),
и такой мощи
движения
вспять. “Мне
бы не
хотелось,
чтобы
молодая
советская
политология
повторяла
ошибки
западной советологии,
в научном
смысле
исчерпавшей
себя и
вышедшей из
игры, - она не
смогла предвидеть
перестройку. Задачей
же
советологии
в ситуации
брежневизма
должна была
стать
подготовка
Запада к
грядущим
радикальным,
эпохальным
изменениям. Я
предсказывал
новую
геополитическую
ситуацию в
мире, а США
копировали
брежневский
режим. В
истории
немодернизированой
России не две
составляющих
в цикле, как в
Европе:
стагнация -
реформа, а
три: стагнация
- реформа -
контрреформа”.
Вдобавок
есть еще одно
возражение, в
котором
Американские
советологи,
как ни парадоксально
это звучит,
единодушны с
советскими
идеологами,
антикоммунисты
- с коммунистами.
Возражение
это состоит в
том, что
Советская
Россия - социалистическая
страна, что
Октябрьская
революция
открыла
новую эру в
истории и создала
в некотором
смысле новую
нацию, формы политического
изменения
которой
настолько
отличны от
старого
дремучего
царизма, что
их вообще
нельзя
сопоставлять.
Разумеется
советские
идеологи
пели осанну
новому строю,
тогда как
антикоммунисты
возглашают
ему анафему,
но в
принципе,
теоретически
между ними
нет
разногласий:
и те другие
убеждены, что
вековые
образы
политического
изменения в
России
неприменимы
к изучению
советской действительности.
Так же, как
старое
поколение
советологов,
выросшее за
четверть
века
сталинской
тоталитарной
диктатуры,
ожидало
после смерти Сталина
только новых
Сталиных, так
младшее
поколение
специалистов
по Советскому
Союзу,
возмужавшее
за два
десятилетия
брежневской
стагнации,
ожидает
только новых
Брежневых. Поэтому
одно,
пожалуй, я
могу
гарантировать
теоретикам
необратимой
реформы, если
таковым
действительно
суждено
появиться в России:
в хвосте у
западной
науки они не
окажутся.
По
мнению Янова
во втором
десятилетии XVII века
Российское
государство
стояло на пороге
превращения
в
конституционную
монархию, в 1720-х
годах Россия
повторила
данную
попытку, в1860
годах, она
казалось,
самым
решительным образом
вознамерилась
сбросить
автократическую
оболочку. Но
после каждой
из таких
попыток
страна оказывалась
отброшенной
на
десятилетия,
иногда на
столетия
назад и
практически
всегда
возвращалась
на исходные
средневековые
позиции. В
этом фабула
трагедии
российской
истории. По
мнению Янова,
причиной
этих неудач
является
двойственность
русской
политической
культуры,
смешавшей в
себе, в своих
истоках
динамичные и
реформистские
элементы северо-европейской
культуры с
элементами стагнирующей
и
авторитарной
византийской
культуры.
В
одной из
последних
своих работ “Веймарская
Россия” Янов
пытается
трактовать
феномен
России в
контексте
мирового
опыта и
европейской истории.
Россия -
никакое не
исключение
из общемировой
практики
переходного
периода,
сходную с ней
судьбу
разделила не
одна великая
держава, не
одна великая
империя. После
революции 1905
года,
всколыхнулась
Оттоманская
империя (1908 год),
затем в 1911 -
Китай и наконец
в 1918 - Япония. Германия
вступила на
этот путь
последней, вслед
за Японией. И
парадокс
заключается
в том, что при
всей разнице
начальных
условий перехода,
окончился он
повсюду
кроваво и тоталитарно.
Из недр этих
столь
различных
политических
систем
поднялись
удивительно
похожие друг
на друга
контрреформистские
силы, опиравшиеся
на древние и
могущественные
антизападные,
имперско-изоляционистские
традиции
...начинания
Временного
правительства
завершились
режимом
Сталина, а на
смену Сунь-Ятсену
в Китае
пришёл Мао,
вместо Фридриха
Эберта на
политические
подмостки
поднялся
Гитлер...
В
качестве
наглядного
примера он
проводит
параллель
между
российской и
германской
историей 20-х
годов,
показывая
ситуацию, в которой
оказалась
Веймарская
республика,
Янов пытается
таким
образом
сделать
предупреждение
современным
реформатарам
в России. По
его мнению
веймарские
реформаторские
силы могли не
допустить
прихода
фашизма к власти,
достаточно
было им
объединиться.
Он обвиняет
международное
сообщество в
том, что
между 1905-1917 гг.,
когда в
России
начался
процесс
политической
модернизации,
оно не
способствовало
его завершению,
а втянуло
страну в
мировую войну.
Та же
ситуация
сложилась в
1919-1933 гг. в
Германии, итогом
стала Вторая
мировая
война.
Особый
интерес
вызвали
публикации
Янова о
славянофильстве,
в которых он
вопреки доминировавшей
традиции
отстаивал
оппозиционный
характер
этого
течения по
отношению к
охранительной
идеологии и
политике официальной
самодержавной
“народности”. Руская
идея, как я
называю
вслед за
Бердяевым теоретическое
ядро
идеологии
русской новой
правой,
возникла
примерно в то
же время, что
и марксизм -
теоретическое
ядро большевистской
идеологии, то
есть в 1830- 850-е гг. У
неё не было
своего
Маркса,
однако создана
была группой
московских
литераторов
и философов
(К.Аксаков,
И.Киреевский,
Ю.Самарин,
П.Киреевский
и другие),
которых их
противники
назвали
славянофилами.
Философские,
историографические
и религиозные
аспекты
славянофильства
были достаточно
хорошо
изучены в
дореволюционной
России, и на
Западе. Этого
нельзя
сказать, к
сожалению, о
его политической
доктрине
(отчасти
потому, что
славянофилы
презирали
политику,
отводя ей третьестепенное
место в своих
работах). Еще
менее
изучены
сложные
метаморфозы,
пережитые этой
доктриной в
1860-1880-е годы. Совсем
мало
известно о
дальнейшей
её трансформации
в 1890-1910-х годах. И
вообще
ничего не
написано о
связи славянофильской
политической
доктрины с
неожиданным,
никем не
предсказанным
и никак не объяснённым
воскрешением
русской идеи
в
коммунистической
России в 1960-х
годах. Может
быть, поэтому
речи её
самого
знаменитого
современного
идеолога
Александра Солженицына
так потрясли
Америку и
Западную Европу
в 1975-1978 годах. Мало
кто
подозревал,
что
Солженицын
лишь повторяет,
часто
буквально,
постулаты и
формулы русской
идеи сто
пятидесятилетней
давности. Следует
сказать, что
сам
Солженицын
не особенно
старался
обратить
внимание
своих слушателей
и читателей
на источник
своего вдохновения.
По какой-то
причине он не
желал прямо ссылаться
на своих
духовных
прародителей,
поведать
миру свою
политическую
родословную. Моя
задача
бесконечно
скромнее:
рассмотреть
вклад
Солженицына
и его адептов
в формирование
идеологии
возродившейся
русской
правой. Я
хочу, чтобы
читатель
ясно понял
моё отношение
к
Солженицыну. Оно
заключается
в этом
вопросе:
почему человек,
который так
много для
меня сделал,
потом предал
меня? И не
только
предал, но и
проклял
вместе с проклятой
им русской
интеллигенцией?
Участвуя
в полемике с
русской
эмиграцией, нередко
вступая в
споры с
А.Солженицыным,
Янов и сам
подвергается
довольно
резкой
критике. Несколько
слов об
оппонентах
Янова, позиция
которых
наиболее
ярко
выразилась в
статье И.Шафаревича
“Русофобия”. Шафаревич
утверждает,
что многие
идеи, обозначенные
Яновым как
имманентно
российские,
не только не
являются
специфичными
для России,
но и вообще нерусские
по своему
происхождению
(такова,
например, с
его точки
зрения, социалистическая
идея). “Русская
идея и 2000 год”
претендует
быть
историософией
- постижением
исторического
пути целого
народа, но в
основе ее лежит,
механически-позитивистская
схема двухтактного
хода (реформа
-
контрреформа),
якобы
составляющая
всю “динамику”
русской
истории
начиная с
середины ХVI века. Автор
стремится
заверить нас,
что его открытие
этой
исключительно
русской
двухтактности
- плод особо
углубленного
изучения
предмета. На
самом деле,
если
посмотреть
под углом чересполосицы
на историю,
скажем,
Франции (Великая
французская
революция,
термидор, революция
1830 года, Луи
Филипп,
революция 1848
года, Луи
Бонапарт,
Коммуна...), то
специфика России
явно
поблекнет, и
окажется, что
автор не
продемонстрировал
элементарной
научной
добросовестности,
которая при
вычленении
одного
явления из
всех других
требует его
сравнения с
этими
другими. Можно
догадаться,
откуда взята
эта схема -
она
заимствована
из “Краткого
трактата по
советологии”
А.Безансона.
Но у
Безансона,
занятого
советской
историей,
маятник
“военный
коммунизм - нэп”
оправдан
самой
исторической
эпохой, социально
экономической
бездвижностью
новой
формации. Янов
же применяет
подобную
схему ко всей
истории
России, у
которой
вовсе не было
социально-экономической
предопределенности
к кружению на
месте, о чем
свидетельствует
ее
фактическое
движение и
даже бурное
“развитие
капитализма”
в
предреволюционный
период.
“Американцы,
которые
учились по
книжкам Ричарда
Пайпса и его
коллег,
совершенно
убеждены, что
все русские
реформы были
заимствованы
с Запада. Я
регулярно
спрашиваю об
этом не
только своих
студентов, но
и своих
коллег в
Америке - однажды
я спросил и
самого
Пайпса, у нас
с ним была
радиодискуссия
на Би-Би-Си - и
всегда
оказывается,
что в
объяснении
этих проблем
все они не
ушли дальше
моих
инквизиторов
из КГБ. Я
писал обо
всём этом в
книге
“Происхождение
автократии”. Опубликовало
её одно из
почтеннейших
университетских
издательств
Америки. Отрецензировали
книгу по
всему свету. Меня
за неё и
превозносили,
и бросали в
бездну. Однако
никто словно
бы и не
заметил
главного в
ней - того, что
она показала
опасное невежество
традиционного
мифа о
неспособности
России
политическому
прогрессу. Жить
не по
регламенту -
особенность
России”. Отсутствие
мотивации в
поведенческом
архетипе
лучше всего
отмечает
великолепная
фраза
А.Янова: “На
Западе никто
не предполагал,
что здесь нет
никакого
смысла”
Янов
А.Л. Три лика
русского
деспотизма //
Свободная
мысль. - 1992. - N10; Понять
умом Россию //
Наука и
жизнь.-1991. - N12;
Похвальное
слово разуму
// Новое время. -
1993 - N40. -
С.56-59;
Изобретение
демократии //
Диалог. - 1991. - N9;
Русская идея
и 2000-й год // Нева. -
1990. - N9-12;
Славянофилы
и Константин
Леонтьев //
Вопросы
философии. - 1968. - N8;
Опасное
невмешательство
// Новое время.
-1991. - N23;
Монтескье
против
Маркса //
Общественные
науки и
современность.
- 1992. - N1;
Истоки
автократии //
Октябрь.-1991.- N8;
Если
перестройка
потерпит
поражение //
Общественные
науки. - 1990. - N3;
Веймарская
Россия // Нева. -
1994. - N3-6;
Иваниана //
Нева. -1992. - N5-7; Опасная
иллюзия //
Родина. -1989. - N12;
Драма
смутного
времени (дело
1730 года) // Политические
исследования.
- 1994 - N1;
Учение Льва
Гумилёва //
Свободная
мысль. - 1992. - N17; Кто
скажет no pasaran
по-русски? //
Столица. - 1993. - N1; //
Родина. - 1990. - N1;
Дьявол
меняет облик
// Синтаксис. - 1980. - N6;
Литературная
Россия.-1990. - N51; 1989. - N48, N5, N35, N31; 1990. - N3, N42, N8;
Казинцев А.
Новая
мифология //
Наш современник.-1989.
- N5.