ЛЕВИН
Моше (M.LEVIN) - профессор
Пенсильванского
университета
(Филадельфия,
США). Опубликовал
классическую
работу “Русские
крестьяне и
советская
власть”, в
которой исследовал
основы
коллективизации.
Затем он
выпустил том
статей об
обществе и
государстве
в межвоенный
период, в
которых
исследовал вопросы
аграрной
политики в 20-30-е
годы, особое
внимание при
этом уделил
поднятой большевиками
шумихи
вокруг “кулацкого
строя” и
непониманию
партией сути
социальных
реалий в
деревне. Левин
подчеркивал
живучесть и
жизнеспособность
крестьянской
культуры
после 1917 г., е.
Приверженность
обычному
праву,
народной
религии и
патриархальным
отношениям. Михаил
Львович
оказался в
России в годы
войны. Это и
уход из
родного
Вильнюса
вслед за отступающей
Советской
Армией в
1941году, и тяжкий
труд на
железнодорожном
уральском
заводе в
качестве
рабочего на
загрузке
доменных
печей, и
работа в
колхозах (в
группе физически
истощенных
рабочих,
посланных
туда на
поправку). Наконец,
он был
призван в
армию. Вначале
он был
курсантом
пехотного
училища, а
потом
взводным
офицером -
“Ванькой-взводным,
который
всегда и во
всем виноват”
Левин
очень хорошо
представляет
себе историографическую
ситуацию в
нашей стране,
в частности,
в 60-е гг. Книге “Российские
крестьяне и
советская
власть”,
когда она
вышла в свет,
не было
возможности
воздействовать
на советскую
историографию
коллективизации.
Эта книга в
свое время
для западной
историографии
Советского
Союза была
настоящим
поворотом. Поворот
от чисто
политической
истории, где
все
сводилось к
борьбе за
власть и
сентенциям
власти, к
истории
социальной, к
истории
общества. Это
было начало
разрушения
сложившегося
стереотипа
западного
восприятия,
когда шло
постоянное
сравнение
между
изначальной идеологической
утопией и
тем, что
происходит
на самом
деле. Вместо
этого
предлагалось
спустится на
землю и более
внимательно
взглянуть на
экономические
и социальные
основы
происходящего.
В тоже время
проф. Левину
удалось
избежать
другой
крайности,
свойственной
некоторым
его
последователям,
для кого в
связи с
интересом к
социальной
истории
политическая
проблема
вроде и
перестала
существовать.
Ему в своих
работах
удается
сочетать
вопросы
социального
развития
советского общества
с пониманием
центральной
роли государства
и власти в
этой системе.
В своей
превосходной
работе Моше
Левин показал,
как
крестьянские
религиозные
верования
очень мало
изменились
после 1917 года. Его
работа
особенно
интересна
западному читателю,
не знакомому
с
традиционной
русской
культурой. Левин
отмечает, что
изба
по-прежнему
оставалась
домом и
религиозным
храмом с
“красным
углом”, где
висела икона.
Можно было
взорвать
церкви, но
избы - это было
совсем
другое дело. Крестьяне
упорно
верили в
нечистую
силу и целую
плеяду
различных
духов; добродушных
и озорных,
опасных и
злобных -
домовых,
дворовых,
банщиков,
овинников,
леших, водяных,
русалок. Они
продолжали
полагаться
на бабок и
знахарок,
отдавая им
предпочтение
перед представителями
современной
медицины,
даже в тех
редких
случаях,
когда они были
им доступны. Крестьяне
по старому
верили в
колдунов. В 30-е годы ,
замечает
Левин,
крестьяне
стали даже
более
консервативными
в ответ на
попытки
партии,
горожан и
государства
насильственно
изменить их
быт.
В общих
оценках ряда
социально-экономических
процессов
20-х-начала 30-х
гг. проф. Левину
удалось
опередить
нашу
официальную
историографию
примерно на 25
лет. Работа
профессора
М.Л.Левина “Русское
крестьянство
и советская
власть”-
немой укор
отечественной
исторической
мысли в
хроническом
многолетнем
запаздывании.
Основные
тезисы этого
исследования
стали
известны
широкой
читательской
аудитории в
нашей стране
в 1987-1989 гг., правда,
без соответствующих
ссылок. Дело,
конечно, не в
плагиате, а в
том, что советские
историки,
сформировав
к этому
времени сходные
исследовательские
установки и
имея те же
источники,
естественным
образом приходили
к
аналогичным
выводам. Наиболее
интересный
вклад в этом
направлении
был сделан
Моше Левиным.
Он приходит к
выводу, что
сверхцентрализация
власти
привела к
отсутствию эффективного
контроля,
что, в свою
очередь, толкало
власти на
принятие все
новых и новых
мер по
централизации,
приводивших
к противоположному
результату. В
итоге в
центре
возникала
своего рода
“учрежденческая
паранойя”,
вскормленная
личностью “самого
Вождя” и
являвшаяся
одновременно
необходимой
пищей для его
собственной
паранойи,
“Чем больше
власти
сосредоточивал
в своих руках
верховный
руководитель,
тем менее он
был способен
управлять,
тем больше казалось,
что власть
ускользала
от него, а
отсюда еще
большая склонность
контролировать...
Наступило
сознание
того, что чем
сильнее концентрация
власти, тем
труднее
осуществлять
контроль, тем
менее
эффективно
функционирует
весь
механизм. И
все же
единственным
выходом из
ситуации,
созданной
сверхконцентрацией
власти,
казалось
применение
сверху того
же самого
лекарства
(власти).
Интересно
отметить, что
название
книги профессора
Левина ”Российское
крестьянство
и советская
власть”
почти
совпадает с
подзаголовком
книги проф. Таниучи
“Советская
политическая
история”,
которая
вышла в Токио
в начале 60-х гг.,
- “Власть и
крестьянство”.
Такое
совпадение
не случайно. Оба
автора
исходили из
существования
в деревне и
самоуправляющей
организации
“земельного
общества” и
из того, что
его противостояние
с советским
режимом
является проблемой
первостепенной
важности для
советской
истории. Профессор
Пенсильванского
Университета
М. Левин
полагает, что
уже
половинчатые
хоз. реформы
середины 60-х
годов
послужили
“провозвестником
грядущих
перемен.” (M. Lewin. The
Gorbachev Phenomenon: A Historical interpretation. Lnd., 1988)
Следует
оговориться,
что позиции
М. Левина не
являются
типичными
для
советологии
сегодняшнего
дня. Ведущий
социальный
историк
России Моше Левин
недавно
отметил, как
реальность
Российской
социальной
истории
становится шоком
для многих:
“Иногда
некоторые
весьма компетентные
в своих
областях
люди бывают чрезвычайно
поражены,
когда им
говорят, что
русскими
движет не
некий
простой
механизм,
находящийся
в Политбюро,
а
исторические,
национальные,
экономические,
социальные,
природные
причины”. М.
Левин
убедительнее
других
историков доказал,
что
коллективизация
вызвала
целый ряд
изменений,
которые
укрепили
многие элементы
крестьянской
культуры и
вели к “окрестьяниванию”
русской
жизни. Коллективизация
укрепила
среди
крестьян
традиционное
чувство
недоверия к
чужакам и отрицательное
отношение к
городским и
государственным
формам
власти. Таким
образом,
коллективизация
способствовала
“консерватизму
и привычному
укладу жизни,
боязни
перемен,
неприятию
научных
достижений,
недоверию к
городам и
горожанам, и
враждебности
по отношению
к
государству
в лице его
бюрократов,
идей и
полицейских”.
Левин
полагает, что
первое
поколение
крестьян,
переживших
коллективизацию,
представляло
“воспроизведение
отсталых
русских
мужиков, а не
современных,
кооперируемых,
технически
оснащенных
фермеров”. Возможно
крестьянство
изменилось
лишь в одном
отношении. Пренебрежение
к трудодню и
забота о
своих приусадебных
участках
означало,
что, как это
ни
парадоксально,
внутри социалистической
структуры
коллективного
ведения
хозяйства,
крестьяне
развили интерес
к “частной
собственности
и частному фермерству,
как никогда
прежде”.
Levin M. The Making of the Soviet System: Essays in the
Social History of Interwar Russia. L.,1985; The Gorbachev Phenomenon: A
Historical Interpretation, 1988; Levin M. Russia / USSR in Historial Motion: an
Essay in Interpretation // The Russian Review.-Vol.50.-N 3. - July 1991;
Russian Peasants and the Soviet Power. L.1975.
Впервые
опубликовано
на фр. яз. Париж,
1966.