ОТ СОСТАВИТЕЛЕЙ:

ЧТО И КАК АМЕРИКАНЦЫ УЗНАЮТ О РОССИИ.

“Что могут они знать об Англии, чего не знает она сама”.

Редьярд Киплинг

“Ни одна европейская страна не была столько и так подробно описана путешественниками, как отдаленная, лесная Московия”.

В.О.Ключевский

Россию ежегодно посещает более 100 000 американцев. У них особый взгляд на нашу страну. Для них она остается, по меткому замечанию Черчилля, энигмой - не иначе, как загадкой. Никогда еще политика чужого государства так не занимала американцев, как нынешняя политика России.

Америка ежегодно публикует 200 книг и 2,5 тыс. статей посвященных российской проблематике. Всего в библиотеках и книжных магазинах США насчитывается около пяти миллионов русскоязычных изданий. Правда, до последнего времени большинство из них было научного или технического содержания. Самое крупное собрание книг о России и СССР - около 900 000 экземпляров - находится в Библиотеке Конгресса США в Вашингтоне. Американская ассоциация по изучению славянских культур насчитывает около трех тысяч человек, в большинстве своем ученых, преподавателей, сотрудников правительственных учреждений и частных исследовательских компаний.

Университетская система образования в США более как 100 лет предусматривает изучение славистики и россики. Студентам предлагаются специальные курсы по русскому языку, литературе, истории, некоторые из программ ведутся со времени окончания первой мировой войны. Среди этих университетов можно назвать Колумбийский в Нью-Йорке, Гарвардский в Кембридже, Калифорнийский в Беркли, Йельский в Нью-Хейвене и университет штата Вашингтон в Сиэтле.

С момента подписания в 1958 году первого широкого соглашения о культурном обмене между США и СССР, более 4000 американских ученых и студентов проводили исследования в СССР, тысячи других изучали русский язык, большей частью в Ленинградском университете. Сейчас более чем в ста американских университетах защищаются диссертации о России и ее прошлом.

Изучение Русской темы на Западе не ограничивается университетами. Отметим такие важные центры, как Гуверовский институт войны, мира и революции, который, по мнению А.Солженицына, не минует ни один серьезный исследователь, и институт Кеннана по изучению России при международном центре Вудро Вильсона в Вашингтоне. Открытый в 1974 году, институт Кеннана предлагает исследователям беспрецедентный доступ к библиографическим, архивным и иным информационным ресурсам американской архивной россики.

В США работает большинство зарубежных специалистов-россиеведов, в то время как остальная часть мира на международных славистических конгрессах дает, как правило, лишь от 1/3 до половины всех участников. В качественном же соотношении американское влияние на западное россиеведение еще больше. После второй мировой войны основная масса трудов и исследований по российской и советской истории написана англо-американскими учеными. Да и те горячие споры, что были вызваны оценками революции 1917 года, велись на английском языке. Объем трудов французских и немецких историков более скромен.

Для американской исследовательской традиции восприятия России типичным является то, что Ф.Мосли назвал “боязнью коммунизма”. Как только речь заходит о теории, американцам кажется, что они становятся на рельсы марксизма.[1] Ученых, интересующихся Россией, здесь нередко спрашивают: “А вы за нее или против!”. Необходимо заметить, что под самой историей по собственному признанию американцев, здесь больше понимают историю политики и историю дипломатии. Как к таковой, чистой истории, в нашем понимании в Америке не питают массового интереса. “Историческая наука не является приоритетной в США, не пользуется авторитетом, труды историков не читаются так внимательно, как хотелось бы”.[2] В отличие от США историческая наука в Англии стала оракулом XIX века.

В теоретико-методологическом плане для исследовательской традиции США более характерен упор на “социальную инженерию”. Действовать по науке здесь считается респектабельным и полезным, а людей которые дают советы властям именуют “ученократами”. Политики в Вашингтоне получают великое множество советов - хороших, плохих и нейтральных, так что решение, к какой группе консультантов обратиться носит по большей части случайный характер. Одиночки из числа профессоров, поддерживающих антиинтеллектуальную элиту Америки, достигли большого влияния; к примеру, какой-то насмешник однажды обнаружил, что трения в американской внешней политике 70-х годов объясняются ссорой двух известных гарвардских политологов (Эллиота и Фридриха). Их различия во мнениях, как и сам тезис спора, перенесены на внешнюю политику школами Киссинджера и Бржезинского. Все же здесь присутствует некое сознательное преувеличение, так как очевидно, что в Америке только некоторые политологи прорываются к самым высоким должностям. В Лондоне, Париже и Бонне политики гораздо в меньшей степени склонны выслушивать рекомендации последних.

Нельзя не принимать во внимание и факт наличия определенных корпоративных интересов в академическом мире россиеведения. В различные периоды американо-русских отношений интересы тех или иных групп, как правило, могут доминировать над многообразием интерпретаций, взглядов и точек зрения. Так, вступление Америки в первую мировую войну, вызвало сильные настроения против американцев немецкого происхождения, а дебаты между интервенционалистами и изоляционистами в 30-х годах, носили в основном характер этнического спора (прежде всего, между американцами английского и еврейского происхождения с одной стороны, и американцами немецкого и в меньшей степени ирландского происхождения с другой).

Американские советологи вплоть до 60-х годов отчасти страдали от монополизма своих “яковлевых” и “арбатовых”, предпочитавших прятать свое невежество под трескучими фразами в адрес СССР. По словам рецензента из журнала “Russian review” значительная часть вузовских учебников по Советскому Союзу и России создает впечатление, что рассматриваемый в них предмет - нечто уникальное, политическая аберрация или историческая случайность. В сознании американца культивируются стереотипы на уровне парадоксальных сентенций о том, что “Демократия в Америке - это демократия. Демократия в России - это холера”, “Россия и свобода - две несовместимые вещи”, или “...в России все меняется, но ничего не изменяется”, “власть над русскими принадлежит двум заведениям: кабаку и церкви”. В этом отношении прав Гете, который сказал однажды, что каждый видит то, что носит в сердце. Стереотипность подобных восприятий во многом обусловлена переменными установками внешнеполитического курса. Например, личность И.Сталина вызывала мало симпатий в деловых кругах Америки, если не сказать больше, но в период антигитлеровской коалиции, былой имидж тирана по вполне понятным причинам сменился на простой и доступный имидж - “Дядюшки Джо”, с которым можно договориться. Хотя Сталин всю жизнь не переставал полагать: “Америка это страна желтого дьявола, ...в ней правит таинственный клуб богачей: такая могущественная страна не может управляться никчемными институтами буржуазной демократии”.

Представления народов в массовом сознании на языке социальных психологов часто подвержены ложному восприятию или мисперпеции. Среди демократических кругов в России, американский вариант западной демократии тоже рассматривается, чуть ли ни как амальгама всех норм и верований. Хотя в Америке его искренних критиков значительно больше, чем в России. Там, по крайней мере, предпочитают не нахваливать все западное, а напоминать сильным мира сего о недостатках западной демократии.

Академические круги сегодня ратуют, и небезосновательно, за интернационализацию научного поиска и социальное партнерство. В противном случае вся логика традиционного политического мышления подводит обе стороны к формированию особой психологии (враждебности) или homo hostilites / человека враждебного. “Гомо гостилитис” воспринимает окружающий мир априори, как враждебный, полный врагов. Такая заведомо параноическая картина мира подкрепляется двойным стандартом в оценке своих и чужих действий. К тому же сознание “гомо гостилитиса” оказывается под властью того, что в психологии называется когнитивным диссонансом, когда образ врага понуждает к заведомо неразумным и неоправданным действиям, которые в свою очередь оправдываются тем, что врагу приписываются еще более злостные намерения, в результате чего возникает заколдованный круг враждебности.

По мере укрепления “ревизионистской” школы, пытавшейся пересмотреть однозначно черные оценки СССР и увидеть в нашей стране сложные противоречия и нюансы, американское россиеведение выросло в мощную и эффективную науку. Сегодня она в большей степени отвечает потребности двух народов лучше знать и понимать друг друга. На общность исторической судьбы двух наций не раз указывали такие мыслители как А.Токвиль, П.Сорокин. Когда Америка стала союзницей России в первой мировой войне, виднейших историк американской литературы Ван Вик Брукс писал: “Америка - это просто Россия наоборот. Россия богаче всех других народов в том, что касается духовной энергии; мы всех беднее”. Даже Сталин усматривал сходство в духовных ценностях своего общества с американским. В одной из речей 1931 года, как общую черту выделил особый динамизм и американскую деловитость во всем. “Философия мировой скорби” не наша философия. Пусть скорбят отходящие и отживающие”.

“Россия - это сверхдержава, за ней полмира; нелепый вопрос - надо ли изучать Россию?” - считают в Америке. Меняется она - меняются и американские подходы в ее изучении. Однако, неизменными, как для дореволюционной славистики, так и для пост-советских исследований, остаются детерминанты столь устойчивого интереса: геополитические, социокультурные, академические и т.д., а значит, есть потребность и спрос в мировой глобалистике на россиеведческую продукцию - значит, придет новое поколение исследователей, которым мы и адресуем настоящее издание.

Профессор, доктор исторических наук А.Н.Мячин.


Начало  Страницы

Содержание



[1] Вопросы Истории.-1989.-N4.-С.110. “Отношение Запада к России однозначно и неизменно, оно не зависит, в сущности от политики, ни от идеологии, а диктуется какими-то гораздо более фундаментальными причинами. Ущемление прав человека, тоталитаризм, коммунизм - это все предлоги, предлоги и предлоги. Неизменно одно: неприятие России. А уж как это неприятие обосновать и закамуфлировать - ссылками ли на большевиков или на “темные леса”- особой роли не играет”. Прав был Александр III, когда говорил перед смертью своему наследнику: “У России друзей нет”.

[2] Вопросы истории.-1989.-N4.-С.98. Это отдельная тема. Мы только поддержим не раз высказывавшуюся в литературе точку зрения о том, что стабильные общества, как правило, не востребуют исторические уроки. Повышенный интерес, возникает в кризисные периоды собственной истории - это уже традиция, еще Г.Форд замечал насчет истории, как о самой бесполезной вещи. Многие из американских теоретиков в оправдание подобной сентенции приводят рассуждения на счет того, что античная культура процветала во многом благодаря тому, что у нее не было прошлого и она не имела необходимость оглядываться на него Еще более категоричнее на этот счет высказался Ч.Бирд: “История эта кошка которая идет туда куда ее тянут за хвост”.